Драбблы, фики

[ankh976]

Название: Ловушки памяти
Автор: ankh976
Беты: neeta, olya11
Размер: драббл, 479 слов
Пейринг/Персонажи: Лев Ганин/Гумберт Гумберт, Лолита (кроссовер романов В.В. Набокова «Машенька» и «Лолита»)
Категория: слэш
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: Гумберт Гумберт вспоминает свою встречу со Львом Ганиным в Париже

читать дальше фик по Набокову

«Ваше лицо просит пощёчин» — эту фразу и человека, её сказавшего, Х. вспоминал всего несколько раз в жизни. И самый первый раз — в отеле, чьё название память упускает снова и снова подобно неудачливому рыбаку, что пытается удержать свою скользкую добычу в мутных водах реки. «Ну как это ты не знаешь — тот отель, где ты меня изнасиловал? Там, где были эти белые колонны и мраморный лебедь в холле? Хорошо, не в том дело, к чёрту», — скажет Лолита двумя годами позже и нетерпеливо сморщит нос.

Да, не в том дело, а вот в чём:
— Ваше лицо просит пощёчин, — так говорил много лет назад в Париже молодой русский эмигрант, его звали Лео, Лев. — Но не в том смысле, мой дорогой Х., который вкладывают в это несвежее mot французы.
Лео улыбался, быстрой и яркой вспышкой, и шёл вперед, вдоль парапета набережной.

— И какой же смысл видят русские в несвежести? — Х. не обиделся на резкое высказывание. Лео, этот пришелец из ныне несуществующего, загадочно интересовал его тогда.
— В том смысле, в котором говорят: у неимущего отнимется, — Лео развернулся и пошёл задом, глаза у него тоже яркие, светло-серые, с тёмными стрелками от зрачков, но он больше не улыбался: — У вас хочется отнять.
— У меня ничего нет, — усмехнулся Х. и догнал его.

Их странное знакомство, похожее на призрачную дружбу, длилось три недели, окрасив то далёкое лето в прозрачные вечерние тени. И закончилось быстрыми и неловкими объятиями в таксомоторе, разноцветными ночными огнями за окнами и мясистым затылком привычного водителя.

«Пойдёмте в отель», — сказал Лео, и Х. снова последовал за ним, или, может, за своей трусливой дрожью в чреслах. Там, в сданном на пару часов пыльном номере, прозрачная тайна превратилась в медленную боль натягиваемой сзади кожи и распираемых мышц. Свелась к лёгкому томлению внизу спины, не сказать, чтобы особо приятному, к унизительной позе на коленях задницей кверху. В этой унизительности, в боли и постыдном удовольствии были и смысл и бессмысленность, в них была очередная жирная точка, каких много стояло в жизни Х., и самую последнюю из них он поставит на рукописи в тюрьме.

— Вот, собственно, и всё, — сказал Лео, уже одевшись и обойдя два раза комнату. — Ну... прощайте.
Х. облачался гораздо медленнее. Лео еще подождал его ответа, поправил покосившуюся репродукцию с дебелой гипсовой Венерой и, не дождавшись, вышел.

Уже в Америке, в отеле с белым лебедем в холле, и потом в других, безликих и безымянных, Х. будет ночь за ночью лежать, притворяясь спящим, и слушать тихие всхлипы рядом. И восстанавливать каждую кажущуюся вдруг необыкновенно важной деталь того затёртого временем эпизода.

А ещё позже, в тюрьме, он поймёт, что эти выпуклые до каждой чёрточки воспоминания были лишь изощрённой ловушкой памяти, жалкой уловкой прошлого, изобретённой для того, чтобы не замечать настоящего. Потому что всё это давнее — Лео, Париж, белая Венера — оно было неважным и ненужным, а самым важным была плачущая каждую ночь девочка рядом, то воспоминание, от которого Х. будет кусать кулак и тихо выть в камере, оно было важным, только оно.

Название: Революционные вопросы
Авторы: [L]Илья Ильич и любимый диван[/L], ankh976
Беты: neeta, olya11 и анонимный доброжелатель
Размер: драббл, 382 слова
Пейринг/Персонажи: Вожак/Алексей, Алексей/Комиссар (юст) (по произведению Вс.Вишневского «Оптимистическая трагедия»)
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: R

читать дальше фик про пролетарскую революцию, про то, кто еще хочет комиссарского тела

Алексей каждый раз отступался, что было совсем не в его характере. Вот вроде подступится с насущным брачно-половым вопросом — обсудить, конечно же — и... только и остаётся, что шутить. Комиссарша чужая была, совсем из другой жизни. Вот нарядить бы её в платье — и точно дамочка с рекламы папирос. Как подойдешь к такой? Картинка.
— Эх, яблочко, куда ты котишься, — он перебирал гармонь, а комиссарша обернулась, посмотрела на него издали. И у Алексея внезапно такое воодушевление во всем характере произошло: — Эх, к комиссару попадёшь, не воротишься!
Ему показалось, что она улыбнулась.

А потом он заметил понимающе ухмыльнувшегося вожака.
— Что, вожак, обсудим вопросы революции? — спросил Алексей, подходя.
— Обсудим, брат, — ответил тот, не переставая ухмыляться.

— Вот к вопросу о половой ебле, — сказал вожак уже в каюте и приложился к бутылке.
— Отчего ж не поебаться, — ответил Алексей и положил гармонь на стол, — половая ебля дело для революции нужное. Это тебе не гусей ебать, понимаешь...
Он бы еще обсудил подробности этого животрепещущего вопроса, но вожак заткнул ему рот поцелуем. Вышло как-то скомкано и пьяно.

«Яблочко, — подумал он. — Ну, такая женщина… неужели и меня б пристрелила на месте, при практическом рассмотрении вопросов о браке? Я же с ней нежно буду».
— Терпи, — прошипел вожак, поцеловал для проформы в шею, и втиснул свой здоровенный елдак ему в жопу. Алексей отхлебнул водки и подался назад. Горячо и больно, и живот подводит удовольствием, ему всегда нравилось это.

«Кто же не захочет комиссарского тела, Оленька? — подумал он с новой какой-то нежностью, по давней привычке обращаясь к собеседнику в своём воображении, коли не было возможности высказаться так. — Я-то уж точно не откажусь, а другим — шиш...»
А что если комиссару сейчас понадобится решить очередной вопрос и она зайдёт «на огонёк»? Перед внутренним взором встала картина: как округлятся её глаза, как зальёт нежным румянцем щёки. Как она выскочит за дверь, теребя пальчиками пуговицу кителя. От этой мысли судорожная волна сжала тело, Алексей замычал и кончил.

«А ей верность буду хранить, — размышлял он, расслабленно подставляясь под финальные толчки вожака. — Как революции».

«Анархия, свобода и революция — это как три слова для одной вещи, брат, убьёшь анархию — погибнет и революция», — скажет вожак уже перед расстрелом. А Алексей не поверит ему тогда и вспомнит о том гораздо позже, когда накроет бушлатом погибшего комиссара, мёртвое тело своей Оленьки.

Но всё пройдет, покончено будет с анархией и завершится революция. А порядок останется, это главное.