"Рождественская игрушка", 3

[ankh976]

Название: "Рождественская игрушка"
Слэш, НЦ-17, маленькое миди
Статус: в процессе
Жанр и теги: реал с омегаверс, военный романс, херт-комфорт
Авторы:  Le Baiser Du Dragon и  ankh976
Саммари: маленький омега встречает на войне вражеского офицера-альфу.
Предупреждения: омегаверс

Визуализация героев

Визуализация героев:

Источником послужил арт автора =Virus-AC

— Не надо, — прошептал Ноэль, трясясь от страха и холода. Теперь его жизнь состояла только из них: холод и страх, и еще боль, конечно.
Офицер-альфа тащил его за собой, крепко схватив за руку. Неужели изнасилует, а потом задавит танком, как этих? Или отдаст солдатам, и те будут мучить его, пока не растерзают. Босые ноги скользили по грязному снегу, Ноэль задыхался и не мог даже взглянуть на альфу, и тот вдруг остановился и тряхнул его: "Прекрати истерику". Ноэль сразу перестал рыдать, потому что это так страшно, рассердить злющего альфу в черной форме. Если хорошо себя вести, может, этот альфа не станет отдавать его другим, будет только сам... пользоваться.

Альфа подтащил его к танку:
— Залезай.
— Пожалуйста, — опять попросил Ноэль, он все еще пытался разжалобить врагов, трус и жалкая шлюшка, все еще надеялся на что-то.
Его втащили наверх, в кабину, и там он забился в угол, завернувшись в куртку. И рассматривал украдкой альфу, черноволосого и слишком бледного для южанина, со страшными глазами. Именно так Ноэль представлял себе злодеев в книгах.

Они прибыли в какой-то поселок, обезображенный войной, как и все здесь, пустые дома и искореженные улицы, проклятые альбертинцы, это все их вина. Не зря Ноэля пугали в детстве: "Не будешь слушаться, украдут тебя южане и посадят на цепь". Животные, вот как про них говорил омега-отец, хорошо, что он не видит Ноэля сейчас, а то умер бы от стыда.

Его завели в один из уцелевших домов. Там были и другие военные-альфы, и Ноэль покрепче вцепился в "своего". Тот, похоже, был здесь главным, а еще не стал его сразу насиловать и не отдал никому, может и потом пожалеет.

Альфа усадил его на стул и сунул в руки кусок мягкого хлеба с ветчиной.
— Спасибо, хозяин, — поблагодарил Ноэль по обычаю южан, все, как учил одноглазый ублюдок: "К альфе надо обращаться "хозяин". А пока тебя не продали, твой хозяин — я".
Вокруг заржали.
— Как ты меня назвал? — альфа вздернул его за подбородок и смотрел своими страшными черными глазами. Раньше Ноэль не понимал, как можно не выдержать чей-то взгляд, а сейчас зажмурился, вздрогнув всем телом. Альфа сразу отпустил его.
— Простите, — Ноэль аккуратно отложил хлеб, вдруг разрешат потом доесть, и встал на колени, потянув с себя куртку.
— Блядь, — сказал кто-то, все опять засмеялись. Вот бы перестрелять их спящими.

Ноэля усадили на стул и сказали все доесть, а потом отвели в ванную.
— Мойся, — приказал ему альфа и вышел.
Прямо в ванне стояло ведро с горячей водой. Ноэль принялся мылить мочалку, торопясь, чтобы вода не остыла. И долго тер себя, как будто так можно было стереть всю грязь. А потом завернулся в полотенце и присел на коврик, прислонившись к стене, и сам не заметил, как заснул.

Проснулся Ноэль в темноте и в тепле, сзади к нему прижимался кто-то горячий и сильный. Тот самый альфа, что застрелил одноглазого и забрал себе Ноэля. Он дернулся и заметил, что одет в широкую майку.
— Тихо, — его притиснули сильнее. От альфы пахло выпитой вчера водкой, и Ноэль подумал, что на этот раз не отделается пальцем в заднице.
— Пожалуйста...
— Я тебе ничего не сделаю. Ты замерз на полу, да и ребятам надо было помыться, — альфа погладил его по животу сквозь майку.
— Спасибо, господин лейтенант, — он вспомнил, так альфу называли солдаты.
— Так-то лучше, — усмехнулся тот. — Тебя как зовут?
— Ноэль Фоше.
Рука на его животе остановилась, а потом опять медленно двинулась вокруг пупка:
— Ноэль? Это как Санта Клаус что ли?
— Это как Рождество. Меня омега-папа так назвал, потому что я на Рождество родился.
— Ангелочек, — хмыкнул альфа и провел по его ребрам, а потом сказал: — Скай.
Ноэль не сразу понял, что это имя такое странное. Альбертинское.

Сейчас ему было тепло и уютно, даже сонный альфа казался не таким уж страшным.

Ноэль не противился прикосновениям, просто ждал, что будет дальше. Как поблядушка, которая хочет выкупить свою жизнь задницей.
— Хватит возиться, — Скай обхватил рукой оба его запястья, и Ноэль покорно замер. Он вспомнил своих друзей, Эдуарда и Реми, и как те любили друг друга. Теперь они мертвы, а Ноэль лежит в постели с альбертинским офицером и ждет, пока его выебут. Жалкая шлюха.
— Не делайте мне больно, пожалуйста, господин лейтенант, — он заплакал, стараясь не всхлипывать, и только тогда заметил, что Скай дрыхнет, а небо за окном стало серым.

***
Когда мне было шесть лет, я снял с рождественской елки ангела и забрал себе. Он был очень красивый, в серебристой рубашонке, расшитой золотыми звездами, с белоснежными крыльями и золотыми волосами. В тот год меня как раз переселили с омежьей половины дома на альфью, и я больше не мог забираться в постель к своему омега-папе. И я заменил его ангелом, так на него похожим. С годами ангел истрепался, черты лица его стерлись, серебряные и золотые блестки осыпались, а рубашонка и крылья больше не были такими белыми. Но я все равно носил его с собой, как некоторые носят заячьи лапки или иконки, считая, что они приносят им удачу. Я тоже в это верил.

Но в первой же моей военной кампании ангел исчез. А Альбертина тогда проиграла. Глупо связывать эти события, конечно же, к тому же лично мое везение никогда мне не изменяло. И для себя я решил, что ангел улетел и приносит мне удачу уже с небес.

Но маленький северный найденыш, отмытый и в белой футболке, был так похож на моего ангела, когда тот был еще новенький и блестящий, что невозможно было не поверить, что он вернулся ко мне. Такой же чистый и невинный. Так не похожий на других омег, виляющих задницами чуть не с пеленок.

Я гладил его золотые в свете солнца волосы и смотрел, как подрагивают его ресницы — такие длинные, что казалось, они отбрасывали тени. Мой ангел проснулся, но глаз не открывал. Он лежал, почти не дыша и не смея пошевелиться. Боялся меня, словно успел забыть за время своего отсутствия. Я на мгновение закрыл глаза, напоминая себе, что это совсем не мой оживший чудесным образом талисман. Это живой северный омежка, никогда меня не знавший, и его зовут Ноэль, как Рождество.

— Вставай, Ноэль, — я встряхнул его за плечо и поднялся, наблюдая, как он поспешно вскакивает и одергивает футболку.
Его задница, спина и бедра были все в синяках и следах ремня, я это еще вчера рассмотрел. И пожалел, что подарил одному из тех омегаторговцев легкую и даже благородную казнь через расстрел. Лучше бы его тоже раздавили танком.

После завтрака Ноэля нарядили в форму танкиста, ребята пожертвовали кто чем мог из своих запасных комплектов. Все было ему большим, штаны держались только на ремне, тонкая шея торчала из широкого ворота, а моя куртка свисала ниже попы. Ребята смеялись, глядя на него, и хлопали по хрупким плечам, называя настоящим танкистом. Ноэль вздрагивал и искал меня глазами, словно умоляя о защите.
— Помоги дежурным с посудой, — сказал я ему, и Ноэль обрадованно закивал.

Наш полк должен был расположиться в небольшом городке на самой границе. Альбертина снимала оккупацию, но оставляла войска стоять в немой угрозе, позволяя политикам договариваться о своем. И, пока мы шли на новую дислокацию, Ноэль успел прижиться в моем взводе. Он тихо сидел в танке во время переходов, хлопотал по хозяйству на стоянках, и с невозможной кротостью приходил ко мне по ночам. Маленький и теплый, он ждал меня в палатке или очередной заброшенной квартире, и каждый раз я укладывал его рядом с собой, обнимал и гладил перед тем, как провалиться в сон.

Дорога была практически безопасной, за все это время мы лишь раз вступили в перестрелку с какими-то недобитками. И иногда я звал Ноэля посидеть на башне танка. Один раз он нарушил свое обычное молчание:
— А куда вы меня везете, господин лейтенант?
Я пожал плечами. Я сам не знал, куда его везу и зачем, мне просто хотелось, чтобы он был рядом. Хотя, конечно, держать его при себе можно было только во время кампании. В мирное время никто бы не позволил мне таскать за собой малолетнего омегу.

Даже и сейчас капитан посмотрел на Ноэля с сильным неодобрением, когда наш батальон полностью воссоединился.

Зато Даррел развеселился:
— Да вы, батенька, знатный извращенец, — сказал он, придя вечером ко мне в палатку и отвесив Ноэлю хорошего шлепка.
Как бы в шутку.

Ноэль чуть упал и вцепился в мое плечо.
— Не трогай его, — сказал я, разозлившись. И внезапно решил: — Я буду просить клан усыновить его, так что не лапай чужих омег.
— Мой несгибаемый друг изменил мнение насчет военных трофеев? — преувеличенно удивился Даррел.
— Это другое, — сказал я, подаваясь вперед, — это живой омега.
Некоторое время мы меряли друг друга взглядами, а потом Даррел ухмыльнулся, вытащил из кармана бутылку водки и примирительно поднял руки:
— Да-да, я помню, "у нас в клане к омегам либерально, как и положено образованным людям".
— Именно так, — подтвердил я свои давние слова. И кивнул Ноэлю на походный столик в углу.
Тот поспешно принялся обустраивать выпивку: постелил белую салфетку, расставил приборы, выложил закуску. Поставил посередине бутылку и скромно отсел в сторонку, спрятавшись за мое плечо.

— Воспитанный какой, — оценил его старания Даррел.
— Ноэль учился в специальном заведении, там северяне обучают омег изящным манерам, — похвастался я так, словно это была моя заслуга.
— Да, в этом что-то есть, — отозвался Даррел, поднимая стопку. — За образование!

А когда мы прибыли на место постоянной дислокации и расквартировались, я заказал Ноэлю пару комплектов обмундирования с отличительными знаками нашего полка. Только без погон, естественно. И Ноэль стал еще больше походить на куколку в своей новой черной форме: как будто потешный игрушечный солдатик. Он целые дни проводил в части — то помогал на кухне, то сидел около техников, внезапно заинтересовавшись танками. Скоро все забыли, что он северянин, теперь его называли "наш омежка" и "солдатик".
— Я бы хотел быть солдатом, — признался он как-то вечером, моя посуду у нас в квартире. — Только не альбертинским, а нашим, конечно.
— Каким это вашим, — я шлепнул его по заднице и намотал волосы на кулак, заставив смотреть себе в глаза. — Ты теперь альбертинец, и скоро будешь жить в нашем клане.
— Да-да, конечно, Скай, отпусти, пожалуйста, — прошептал он.
И я отпустил его, еще раз шлепнув для острастки.

В кадетском нам говорили, что всегда лучше иметь подчиненного альфу, чем бету. Ведь заставив работать на себя альфу, ты можешь быть стопроцентно уверен в его лояльности. Альфа не терпит ничьего закона над собой, и, вынужденный покориться, он очень успешно убеждает себя в том, что навязанные ему идеи — и есть его собственные, выстраданные кровью и работой разума. Беты же привыкли не иметь собственного мнения, подчиняясь сильному, для них не существовало лояльности. Так говорил нам преподаватель психологии управления и при этом презрительно кривил губы: "У них всегда камень за пазухой".

Мы не занимались психологией омег тогда, но сейчас я подумал — сколько же камней за пазухой должен иметь тот, кто подчиняется всю жизнь и всем? И возможно ли жить с такой тяжестью, если имеешь разум и мысли, хоть немного отличные от обычных омежьих "кому бы дать в задницу".

А на следующее утро я проснулся, крепко прижимая к себе Ноэля и гладя его по заднице. Он замер в моих руках, зажмурившись и побледнев, и я тоже застыл. Его запах изменился за ночь, он начал пахнуть тонко и сладко, не как ребенок, а как омега. Еще не течный, но уже вступающий в пору зрелости. Я осторожно убрал руки, ведь мой маленький ангел оставался таким же невинным, даже взрослея. Надо было скорее увозить его в клан, я не хотел, чтобы сослуживцы заметили его новую прелесть.