сраные ксеноморфы
Название: "Бумажный домик с нарисованным котом", 7
Слэш, НЦ-17, миди
Статус: В процессе редактирования и выкладки.
Жанр: техно-фэнтези, романс, херт-комфорт, домострой (ДД
); ХЭ. Неки.
Авторы: ankh976, Sumya
Саммари: Бывший военный аристократ, отбывший наказание по ложному обвинению и юный, всеми презираемый ученый-маргинал. Смогут ли они помочь друг другу и вместе выбраться из затянувшей их пропасти?
От авторов: Четвертая история из мира нек. Все их можно прочитать по тегу неки.
Глава 7: Тупик
***Чеззе
"Смирись". Чеззе был в той ледяной ярости, когда все вокруг становится черно-белым, а запахи и звуки - слишком яркими. Очень удобное состояние для боя, но совершенно неуместное в обычной жизни. Смирись, надо же. Слава богу, он умел сдерживать это сутками и неделями: тогда, когда его арестовали прямо у дверей Управления, мир тоже потерял цвет, а чувства словно замерзли. Так что сейчас он быстро справился с собой, даже не избил наглую мелочь на месте, отложил все до вечера, как и обещал.
За день, возясь с машинками и трепясь с коллегами, он совершенно забыл об утреннем гневе и даже нашел оправдания своему трусливому и лживому котику. И упрямому, надо сказать. Последнее качество было бы сильно положительным, если б глупыш не оборачивал его против Чеззе, словно недоделанный альфа какой-то, а ставил бы на службу прайду, как и полагается правильному младшему. Так вот, все проблемы Щи-цу были в дурном воспитании! Он ничего не знал ни о доверии, ни о преданности, ни о послушании. Просто никто его не научил вести себя и думать, как полагается. Читать дальше
Чеззе решил с ним мягко поговорить, предоставить выбор: учиться ли жить по правилам с ним, или оставаться таким же жалким маргиналом, которым помыкают все, кто попало. О, да, Чеззе давно понял, за кого держат его котика на рабочем месте, уж в чем-чем, а в иерархии он прекрасно разбирался.
У Щи-цу хватило ума на все согласиться, и Чеззе подумал, что не будет его сильно наказывать, ограничится программой, которую ему за серьезные провинности отец в десять лет прописывал. Больно, но терпимо. Он достал ремень пошире, ведь узкий жег больнее, взял в руку пряжку, вспоминая, какие прикольные печати остаются от нее на заднице. В детстве он щеголял перед кузенами крыльями ВВС, больше ни у кого не было папы летчика. Все завидовали... Пожалуй, его хилый котик пряжки не выдержит, вон какой дохлый. Чеззе залепил первую плюху, легонько, по блядским шортикам... Вот кто так на работу ходит, а?!
Мелкий взвыл и запрыгал, держась за оскорбленный тыл. И Чеззе чуть не заржал в голос - до того тот забавно изображал. На этом цирк не кончился: мелочь явно обладала редчайшим талантом лицедейства. Он так уморительно визжал и рыдал, выдавал такие потрясающие монологи раскаяния, что у Чеззе просто ремень из рук валился, ему с трудом удавалось сохранить серьезность.
Но сколько можно притворяться? Чеззе утомил этот концерт, от визгов шумело в ушах. И, едва закончив, он пережал распоясавшемуся котику сонную артерию, заставляя умолкнуть. Мелкий мягко осел ему на руки, и Чеззе отнес его в спальню, где внимательно осмотрел попу: она была вся красно-синяя, но ни одной капельки крови не выступило. Вот ведь... котишка-врунишка. На всякий случай он принялся старательно вылизывать помидорные ягодички, обеззараживая места побоев. После наказания не положено лечиться регенераторами, должно заживать само, максимум - дезинфицирующие кремы.
Щи-цу вздрогнул, приходя в себя, и, узнав Чеззе, попытался от него уползти, поскуливая.
- Тише, тише, все закончилось, малыш, хватит уже.
Чеззе поймал его за избитую попку, задрал хвост и снова принялся лизать, уделяя особое внимание вспухшей покрасневшей дырочке. Щи-цу тихо плакал, зажимаясь, но постепенно обмяк и расслабился. И начал вилять задом и постанывать. Чеззе засунул в него палец и сурово приказал:
- Повтори, что ты запомнил из сегодняшнего урока.
- Я... прости, старший, я больше не буду... прости... только не бей...
Чеззе приласкал его изнутри, погладил по животику и укоризненно произнес:
- Повторяй за мной: я доверяю своему альфе беречь свою жизнь и честь, вверяю ему свою волю...
Он снова и снова повторял основные правила, перемежая учение поцелуями и ласками по всему телу, пока дрожащий голосок Щи-цу не зазвучал один.
- Говори, не останавливайся, - прошептал Чеззе, входя в худое исполосованное тело, опухшее колечко кожи натянулось вокруг его члена, блестя от смазки.
Щи-цу все повторял и повторял, пока его трахали, а потом Чеззе спросил, чувствуя, что тот на грани:
- Что ты сделаешь ради меня?
- Что угодно! - пискнул котик, кончая, и Чеззе тоже позволил себе кончить, и упал рядом, обнимая и поглаживая его по горячей влажной заднице. А Щи-цу беспорядочно целовал его лицо и все повторял свое: "что угодно, старший", мордочка у него застыла в гримасе страдания... И тогда Чеззе вдруг вспомнил то, что давно и успешно прогнал из памяти.
...Среди многочисленного выводка его прайда был один котенок, Леки, тоже устраивающий представления из своих наказаний. И, хотя отец был поразительно снисходителен к нему, лишь изредка наказывая особым мягким ремешком, тот каждый раз так смешно умолял его не бить, что все дети сбегались поглазеть на событие. Стыдно сказать, но они его специально толкали и подводили под порку, чтобы лишний раз повеселиться. Скоро взрослые поймали их на этом, Чеззе отодрали, а свиту его сослали на месяц на ферму - копать картошку. Отец назвал его поступки бесчестными: "Разве не должен сильный защищать своих слабых, Чеззе?" И в тот момент он чувствовал себя просто ужасно, на самом деле недостойным.
Без своей постоянной компании двенадцатилетний Чеззе сошелся с сестренками и даже взял шефство над этим нелепым Леки, таскал его везде за собой. "У нас с тобой один отец, Леки, хоть и разные матери, мы немножко больше братья". Мальчик смотрел на него с обожанием и готов был делать все, что угодно. А однажды провинился: они забрались с девчонками высоко на крышу, там проголодались и послали Леки за горшочком мяса. А тот упал, все мясо улетело в проем винтовой лестницы прямо в вековую пыль.
"Вот дерьмо-то какое", - расстроился Чеззе, - "Что есть будем, дебил?"
"Да пусть твой дебил дерьмо и жрет" - засмеялась сиреневоглазая кошечка, самая развеселая из всех девчонок, - "нагадим ему в горшочек, пусть жрет".
Чеззе это ужасно рассмешило: "Ты гадить будешь, Юка? Я б позырил".
"А и я, и что такого!" - задрала нос Юка, презрительно щуря невероятные свои глазищи.
Чеззе смотрел на нее против солнца и улыбался: ее гривка горела пушистым факелом в лучах заката:
"Нагадишь - так сожрет".
"Ребята... не надо..." - пискнула одна из девчонок.
"Ты что, не с нами?" - спросил Чеззе, и та виновато прижала ушки:
"С вами..."
"Если с нами, так пусть гадит первая!" - засмеялась Юка, и Чеззе засмеялся вместе с ней:
"Нет уж, она после тебя".
Юка презрительно пожала плечами, задрала юбочку и сделала свое дельце, ее стройные бедра тоже светились от солнца, и Чеззе щурился от этого ослепительного блеска. Юка сунула горшок прямо под нос покрасневшей девчонке:
"Твоя очередь".
"Быстрее давай", - бросил той Чеззе и посмотрел на Леки. Мальчик прижимал руки ко рту, словно давил безмолвный крик, и неотрывно глядел на него широко распахнутыми глазами. Чеззе хмыкнул: - Не бойся, никто тебя бить не будет.
"Нет, пожалуйста, не надо... не надо..."
Все засмеялись. Горшочек был готов.
"Жри", - сказал Чеззе, протягивая это ему, - "не подведи меня, я обещал".
И все снова смеялись, глядя, как Леки давится слезами и этим.
В ту ночь они сбежали с Юкой на озеро, ели конфеты, хихикали и целовались. "У меня лимонная, Юка" - "А у меня земляничка, Чеззе..." Поцелуй и хором: "Земляника с лимоном!" Весело и сладко.
А на утро он узнал, что Леки упал с башни.
"Но это невозможно, сэр!" - пораженно ответил он отцу на ужасную новость. - "Только если специально..."
"Специально...", - прошипел тот, вдруг схватив его за горло и белея от ярости, и Чеззе даже испугался: ведь отец был сделан изо льда, он просто не мог испытывать такое... И к нему! За что?
Он извивался в воздухе, задыхаясь и отдирая пальцы от горла, и к ним подошел альфа, положил руку на плечо отца, и тот мгновенно снова обратился в ледяную статую и отпустил его. Альфа произнес речь о жутком несчастном случае и трагедии. Чеззе с Юкой шныряли среди притихших взрослых, и услышали, как потом альфа говорил матери Леки и отцу: "это не их вина, котенок был просто слаб, раньше таких сбрасывали при рождении". По бесстрастному лицу кошки текли слезы, а отец равнодушно смотрел в пустоту.
Чеззе с Юкой спрятались тогда под балконом и там снова целовались. И тем же самым (да и поинтереснее делишками) они занимались следующие три года во всех укромных местечках поместья. А потом Чеззе отправили в кадетский корпус, а Юку - в шпионскую школу, называемую корректно дипломатической. Очень круто, но любовь их увяла в удалении. И тогда Чеззе вдруг вспомнил Леки, как тот смотрел на него - беззащитно и преданно, и как потух его взгляд после этого "не подведи, я обещал". От невыносимой вины он плакал всю ночь под одеялом в казарме, в первый раз с трех лет и последний за всю прожитую жизнь...
...И сейчас Щи-цу смотрел на него так же - беззащитно и преданно, мокрыми от слез глазами, и Чеззе, задохнувшись от воспоминаний, прижал его к себе, буркнув: "давай спать, мелкий". Хотя хотелось просить прощения и обещать, что никогда больше... Но он не мог. Надо было закончить начатое. Только бы не перегнуть палку...
***Щи-цу
Он долго не мог уснуть. Просто лежал тихонечко и старался дышать ровно. Было больно, стыдно и голодно, ведь вся его еда на сегодня состояла из нескольких ложек овсянки за завтраком. Когда Чеззе задышал ровно, он попытался выбраться из-под его руки.
- Ты куда?
- На кухню, кушать хочется, старший, - голос охрип от слез. А вспомнив из-за чего он плакал, Щи-цу оказался на грани новой истерики.
- Иди, - кивнул Чеззе, - только учти, лечиться я тебе запрещаю.
Щи-цу повесил ушки и опустил голову.
- Тогда я не усну, старший.
Чеззе долго молчал и смотрел на него в темноте комнаты, потом наконец сказал:
- Прими обезболивающее, чтобы поспать, но лечиться нельзя.
- Хорошо старший, - Щи-цу сжал кулачки и кивнул, слезы все-таки потекли по лицу.
- Какой же ты все-таки слабенький, - Чеззе неодобрительно покачал головой, - не задерживайся, тебе нужно побольше поспать. Сон - лучшее лекарство.
- Прости, старший, - Щи-цу поклонился и вышел.
На кухне он не стал зажигать свет. Налил себе холодного молока из пакета в холодильнике, на ощупь сделал пару бутербродов с нарезкой. Раньше они с тройняшками и думать не могли о дорогом белом хлебе и парном мясце, обходились чем попроще. А теперь холодильник битком забит.
Чеззе в прошлый выходной говорил, что надо бы этот выкинуть и купить новую, большую и современную хладокамеру, как у нормального прайда. Щи-цу тогда внезапно понял, что Чеззе им одним не ограничится, что скоро в прайде появится самочка, а может и две. В груди заболело так сильно, что он схватился за неё рукой. Чеззе решил, что ему стало дурно из-за духоты и вывел его на улицу. Тройняшки тоже перепугались. Щи-цу очень хотелось попросить его не приводить больше никаких самочек и самцов, не изменять ему. Но как он мог указывать Чеззе? Ведь он его так любил. А сейчас и подавно не сможет сказать альфе и слова поперек... А если самочка невзлюбит его братиков и будет над ними издеваться? Щи-цу выпил еще полстакана молока и скушал персик, крупный, краснобокий, такие растут рядом с территориями змей и стоят чуть ли не на вес золота, а Чеззе купил три килограмма.
Щи-цу осмотрелся, кухня теперь выглядела, как эклектическая картинка прошлого и будущего, совмещенных на одном полотне. Старая мебель, но новая техника, дорогие фрукты, лежащие на блюде со сколом, старенький, шумный холодильник, в котором на одной полке продуктов лежит на сумму большую, чем он когда -либо стоил.
Щи-цу усмехнулся, с Гра-хи он никогда не чувствовал себя проституткой. Грязным, беспомощным, беззащитным и даже виноватым в том, что с ним так обращаются - да. Но только Чеззе смог заставить его поверить в то, что он продал свое тело за блага. Себя и свободу братиков. Он ополоснул стакан и пошел в ванну.
Долго рассматривал в зеркале жуткие следы. Теперь понятно, почему ходить было больно. Щи-цу даже и представить себе не мог, как он завтра наденет на себя шорты, его опухший зад в них просто не влезет. Он отыскал на полке обезболивающие капли и, разведя их прямо в воде из-под крана, проглотил, слегка поморщившись. Потом помылся, стараясь не задевать избитые ягодицы, долго вытирался, все оттягивая момент возвращения в спальню. Впервые ему не хотелось оказаться под теплым боком у Чеззе. Впервые кот из его мечтаний перестал быть героем, овеянным ореолом красоты и благородства. Наконец сработало обезболивающее, Щи-цу почувствовал, как попка онемела и перестала ныть. Он вышел, лег на самый краешек кровати, обхватил себя руками и хвостиком и провалился в тяжелый сон без сновидений.
Утро наступило почти сразу, по крайней мере, он не чувствовал себя ни выспавшимся, ни отдохнувшим, проснулся раньше будильника, просто обезболивающее перестало действовать, и задница горела огнем и безбожно ныла. На животе уснуть не удалось, и он принялся выбираться из кровати, в этот раз Чеззе только недовольно заворчал. А они, оказывается, сплели ночью хвосты, как будто этот жест что-то значил. Щи-цу снова потащился в ванну, сгорбленный и хромающий, как старик. Теперь в зеркале отражались уже фиолетовые ягодицы с яркими малиновыми перекрестиями...
Дверь открылась неслышно. Рыжый кот встал перед Щи-цу и посмотрел на отражающуюся в зеркале баклажанную попку.
- Эх, нежный какой... - он невесомо провел рукой вдоль ягодиц, - и горячий.
- Прости, старший, - Щи-цу опустил глаза, полные слез, в пол.
- Повернись, - скомандовал Чеззе, недовольно нахмурившись, и присел на корточки, чтобы рассмотреть попку.
Кремовый хвостик сделал жалкую попытку прикрыться, но Чеззе отвел его в сторону твердой рукой.
- И регенерация у тебя никакая, - в его голосе звучало все больше раздражения, - у меня так через пару часов все заживало, только если не пряжкой с оттягом...
Представив себе, как больно может быть от пряжки, Щи-цу все-таки тихонько заплакал. За спиной раздался тяжелый вздох, теплый воздух коснулся его поясницы и шерстки на основании хвоста, заставив Щи-цу вздрогнуть и поежиться.
- Где у тебя аптечка? - спросил Чеззе, вставая, но тут же увидел неубранную ночью котомку. Он покопался в ней и достал регенерирующую мазь.
Повинуясь его жесту, Щи-цу послушно наклонился над раковиной. Руки старшего нежно втирали прохладную субстанцию в страдающие половинки.
- Я не знал, что ты так плохо восстанавливаешься, - сдавленно произнес Чеззе, - если бы знал, не стал бы бить так... Ты мне веришь?
- Да, старший, - заучено ответил Щи-цу. Попка разогрелась еще сильнее, но это был приятный жар, он забирал боль. Когда Чеззе закончил, он уже не плакал.
- Может, тебе не ходить сегодня на работу? - задумчиво спросил Чеззе следя взглядом как рубцы рассасываются на глазах, а под ними проступает нежная розовая плоть.
- Как считаешь нужным, старший, - ушки у Щи-цу с вечера уныло висели, а хвостик нервно подергивался и как будто невзначай гладил хозяина по бедру.
- Решай сам! - рявкнул Чеззе и ушел, оставив Щи-цу в растерянности. Что он опять сделал не так, и какое его за это ждет наказание...
Он принял душ, на автомате оделся и пошел на кухню. Там его ждала любимая яичница из трех яиц с помидорчиками, беконом, лучком и колбасой. Та самая, которую Чеззе назвал "главным врагом здорового неки". Чеззе ел овсянку стоя у окна.
- Спасибо, старший, - Щи-цу поклонился, - извини за опоздание.
Оказывается, правила альфы соблюдать совсем не сложно, если боишься наказания.
- Ешь, - Чеззе жестко кивнул головой, и Щи-цу не подумал с ним спорить.
После завтрака они ехали вместе в каре, и он сидел ровно, а не сворачивался калачиком, как любил, спина прямая, взгляд строго перед собой, так, как любит Чеззе.
- Не хочешь поспать? - спросил тот, изредка поглядывая на застывшего Щи-цу.
- Нет, старший, - был ответ.
В институте Чеззе прижал его к себе, как обычно, но когда его руки потянулись потискать Щи-цу за попку, кремовый котик задрожал и всхлипнул.
- Ну, я зайду за тобой на обед, - Чеззе неловко пожал плечами.
- Спасибо старший, - поклонился Щи-цу и пошел к себе в лабораторию.
Его пару раз задели по пути, кто-то окликнул, что-то сказал, но Щи-цу целенаправленно шел в свою лаборантскую, где сразу заперся и прижался спиной к двери.
Он не вынесет, он не справится, не сможет пережить еще одно такое наказание. А братья? Чеззе же обещал наказать одного из них. Представив себе маленького котенка, извивающегося под ударами ремня, Щи-цу зажмурился и заплакал. Потом он долго и бездумно сидел перед планшеткой и крутил вверх и вниз результаты своих исследований, стараясь придумать, как же жить дальше, находясь все еще в ступоре от перспективы вечернего наказания.
Зазвонил комм. Щи-цу не очень хотел отвечать, но все же заставил себя.
- Привет, зефирка, - из визора ему улыбался О-шу. Зефиркой Щи-цу звал папа, они с О-шу были друзьями, не очень близкими, правда, но все же именно О-шу сообщил Щи-цу и его прайду, что их главы больше нет в живых, и утешал рыдавших вдову и котят.
- Здравствуйте, О-шу, - Щи-цу улыбнулся, глядя на подпрыгивающего за спиной у черного кота Ши-ана, - привет Ши-ан, давно не виделись.
Эликтовый котик, тут же рванул к комму и заголосил:
- Это правда, что у тебя теперь в клане альфа? А он большой? Красивый? Сильный? А кто из вас главнее? А вы, ну... этим занимаетесь?
- Изыди, мелочь болтливая, - О-шу за шкирку оттащил Ши-ана в сторону и отвесил ему несильный шлепок по вертлявой попке.
- Но интересно же, старший, - сделал умоляющие глаза Ши-ан.
- Старший, - прошептал Щи-цу.
- Я хочу навестить вас, тройняшек давно не видел, вымахали небось? Как насчет сегодня часиков в семь? - О-шу нахмурился, глядя на Щи-цу.
- Нет! - воскликнул тот, - нет, - повторил он уже спокойнее, - тройняшки на экскурсии, их два дня не будет.
- У тебя все в порядке? - О-шу все больше хмурился и недовольно кривил губы. Уши стояли вертикально и подергивались.
- Да, только работаю много, мне кажется, я близок к чему-то важному, - увел тему в другое русло Щи-цу.
- Хорошо, - О-шу немного расслабился, - смотри, не перетрудись. Я свяжусь с Чезом, когда вернутся тройняшки.
- Да, О-шу, - Щи-цу улыбнулся и отключился.
Он перевел взгляд на планшетку, где все еще бездумно гонял результаты исследований вверх и вниз. Ряд формул повторялся, создавая какой-то причудливый рисунок.
Вот Ши-ан точно не боится своего старшего, а О-шу позволяет ему вести себя, как малышу больше нравится, и явно не наказывает его ремнем... Бездумно Щи-цу выстроил трехмерную модель, добавив в качестве параметров давление, скорость сердцебиения, общий объем крови и полученных лекарств, как делал это сотни раз до этого. Может быть, стоит посоветоваться с О-шу? Может, стоило пригласить его сегодня в гости, ведь Чеззе не стал бы наказывать его при посторонних... или стал? Он посмотрел на свою модель, кажется, он все-таки ошибся, задав вместо убивающего яда самцов змеи парализующий яд самочек.
"А ведь это мысль, - понял Щи-цу, - мы все были уверены, что в кровь Ра-ши попал только убивающий яд, потому, что после ранения он мог сидеть и стрелять, а потом и полз. Но, если он был заражен двумя видами яда, то получается, один из них под воздействием факторов окружающей среды нейтрализовал другой. Как просто!"
Следующие три часа он потратил, моделируя трехмерную формулу, в которой бы сочетались все факторы, и высчитывая, какое количества яда обоих видов попало в кровь Ра-ши.
Слэш, НЦ-17, миди
Статус: В процессе редактирования и выкладки.
Жанр: техно-фэнтези, романс, херт-комфорт, домострой (ДД
); ХЭ. Неки. Авторы: ankh976, Sumya
Саммари: Бывший военный аристократ, отбывший наказание по ложному обвинению и юный, всеми презираемый ученый-маргинал. Смогут ли они помочь друг другу и вместе выбраться из затянувшей их пропасти?
От авторов: Четвертая история из мира нек. Все их можно прочитать по тегу неки.
Глава 7: Тупик
***Чеззе
"Смирись". Чеззе был в той ледяной ярости, когда все вокруг становится черно-белым, а запахи и звуки - слишком яркими. Очень удобное состояние для боя, но совершенно неуместное в обычной жизни. Смирись, надо же. Слава богу, он умел сдерживать это сутками и неделями: тогда, когда его арестовали прямо у дверей Управления, мир тоже потерял цвет, а чувства словно замерзли. Так что сейчас он быстро справился с собой, даже не избил наглую мелочь на месте, отложил все до вечера, как и обещал.
За день, возясь с машинками и трепясь с коллегами, он совершенно забыл об утреннем гневе и даже нашел оправдания своему трусливому и лживому котику. И упрямому, надо сказать. Последнее качество было бы сильно положительным, если б глупыш не оборачивал его против Чеззе, словно недоделанный альфа какой-то, а ставил бы на службу прайду, как и полагается правильному младшему. Так вот, все проблемы Щи-цу были в дурном воспитании! Он ничего не знал ни о доверии, ни о преданности, ни о послушании. Просто никто его не научил вести себя и думать, как полагается. Читать дальше
Чеззе решил с ним мягко поговорить, предоставить выбор: учиться ли жить по правилам с ним, или оставаться таким же жалким маргиналом, которым помыкают все, кто попало. О, да, Чеззе давно понял, за кого держат его котика на рабочем месте, уж в чем-чем, а в иерархии он прекрасно разбирался.
У Щи-цу хватило ума на все согласиться, и Чеззе подумал, что не будет его сильно наказывать, ограничится программой, которую ему за серьезные провинности отец в десять лет прописывал. Больно, но терпимо. Он достал ремень пошире, ведь узкий жег больнее, взял в руку пряжку, вспоминая, какие прикольные печати остаются от нее на заднице. В детстве он щеголял перед кузенами крыльями ВВС, больше ни у кого не было папы летчика. Все завидовали... Пожалуй, его хилый котик пряжки не выдержит, вон какой дохлый. Чеззе залепил первую плюху, легонько, по блядским шортикам... Вот кто так на работу ходит, а?!
Мелкий взвыл и запрыгал, держась за оскорбленный тыл. И Чеззе чуть не заржал в голос - до того тот забавно изображал. На этом цирк не кончился: мелочь явно обладала редчайшим талантом лицедейства. Он так уморительно визжал и рыдал, выдавал такие потрясающие монологи раскаяния, что у Чеззе просто ремень из рук валился, ему с трудом удавалось сохранить серьезность.
Но сколько можно притворяться? Чеззе утомил этот концерт, от визгов шумело в ушах. И, едва закончив, он пережал распоясавшемуся котику сонную артерию, заставляя умолкнуть. Мелкий мягко осел ему на руки, и Чеззе отнес его в спальню, где внимательно осмотрел попу: она была вся красно-синяя, но ни одной капельки крови не выступило. Вот ведь... котишка-врунишка. На всякий случай он принялся старательно вылизывать помидорные ягодички, обеззараживая места побоев. После наказания не положено лечиться регенераторами, должно заживать само, максимум - дезинфицирующие кремы.
Щи-цу вздрогнул, приходя в себя, и, узнав Чеззе, попытался от него уползти, поскуливая.
- Тише, тише, все закончилось, малыш, хватит уже.
Чеззе поймал его за избитую попку, задрал хвост и снова принялся лизать, уделяя особое внимание вспухшей покрасневшей дырочке. Щи-цу тихо плакал, зажимаясь, но постепенно обмяк и расслабился. И начал вилять задом и постанывать. Чеззе засунул в него палец и сурово приказал:
- Повтори, что ты запомнил из сегодняшнего урока.
- Я... прости, старший, я больше не буду... прости... только не бей...
Чеззе приласкал его изнутри, погладил по животику и укоризненно произнес:
- Повторяй за мной: я доверяю своему альфе беречь свою жизнь и честь, вверяю ему свою волю...
Он снова и снова повторял основные правила, перемежая учение поцелуями и ласками по всему телу, пока дрожащий голосок Щи-цу не зазвучал один.
- Говори, не останавливайся, - прошептал Чеззе, входя в худое исполосованное тело, опухшее колечко кожи натянулось вокруг его члена, блестя от смазки.
Щи-цу все повторял и повторял, пока его трахали, а потом Чеззе спросил, чувствуя, что тот на грани:
- Что ты сделаешь ради меня?
- Что угодно! - пискнул котик, кончая, и Чеззе тоже позволил себе кончить, и упал рядом, обнимая и поглаживая его по горячей влажной заднице. А Щи-цу беспорядочно целовал его лицо и все повторял свое: "что угодно, старший", мордочка у него застыла в гримасе страдания... И тогда Чеззе вдруг вспомнил то, что давно и успешно прогнал из памяти.
...Среди многочисленного выводка его прайда был один котенок, Леки, тоже устраивающий представления из своих наказаний. И, хотя отец был поразительно снисходителен к нему, лишь изредка наказывая особым мягким ремешком, тот каждый раз так смешно умолял его не бить, что все дети сбегались поглазеть на событие. Стыдно сказать, но они его специально толкали и подводили под порку, чтобы лишний раз повеселиться. Скоро взрослые поймали их на этом, Чеззе отодрали, а свиту его сослали на месяц на ферму - копать картошку. Отец назвал его поступки бесчестными: "Разве не должен сильный защищать своих слабых, Чеззе?" И в тот момент он чувствовал себя просто ужасно, на самом деле недостойным.
Без своей постоянной компании двенадцатилетний Чеззе сошелся с сестренками и даже взял шефство над этим нелепым Леки, таскал его везде за собой. "У нас с тобой один отец, Леки, хоть и разные матери, мы немножко больше братья". Мальчик смотрел на него с обожанием и готов был делать все, что угодно. А однажды провинился: они забрались с девчонками высоко на крышу, там проголодались и послали Леки за горшочком мяса. А тот упал, все мясо улетело в проем винтовой лестницы прямо в вековую пыль.
"Вот дерьмо-то какое", - расстроился Чеззе, - "Что есть будем, дебил?"
"Да пусть твой дебил дерьмо и жрет" - засмеялась сиреневоглазая кошечка, самая развеселая из всех девчонок, - "нагадим ему в горшочек, пусть жрет".
Чеззе это ужасно рассмешило: "Ты гадить будешь, Юка? Я б позырил".
"А и я, и что такого!" - задрала нос Юка, презрительно щуря невероятные свои глазищи.
Чеззе смотрел на нее против солнца и улыбался: ее гривка горела пушистым факелом в лучах заката:
"Нагадишь - так сожрет".
"Ребята... не надо..." - пискнула одна из девчонок.
"Ты что, не с нами?" - спросил Чеззе, и та виновато прижала ушки:
"С вами..."
"Если с нами, так пусть гадит первая!" - засмеялась Юка, и Чеззе засмеялся вместе с ней:
"Нет уж, она после тебя".
Юка презрительно пожала плечами, задрала юбочку и сделала свое дельце, ее стройные бедра тоже светились от солнца, и Чеззе щурился от этого ослепительного блеска. Юка сунула горшок прямо под нос покрасневшей девчонке:
"Твоя очередь".
"Быстрее давай", - бросил той Чеззе и посмотрел на Леки. Мальчик прижимал руки ко рту, словно давил безмолвный крик, и неотрывно глядел на него широко распахнутыми глазами. Чеззе хмыкнул: - Не бойся, никто тебя бить не будет.
"Нет, пожалуйста, не надо... не надо..."
Все засмеялись. Горшочек был готов.
"Жри", - сказал Чеззе, протягивая это ему, - "не подведи меня, я обещал".
И все снова смеялись, глядя, как Леки давится слезами и этим.
В ту ночь они сбежали с Юкой на озеро, ели конфеты, хихикали и целовались. "У меня лимонная, Юка" - "А у меня земляничка, Чеззе..." Поцелуй и хором: "Земляника с лимоном!" Весело и сладко.
А на утро он узнал, что Леки упал с башни.
"Но это невозможно, сэр!" - пораженно ответил он отцу на ужасную новость. - "Только если специально..."
"Специально...", - прошипел тот, вдруг схватив его за горло и белея от ярости, и Чеззе даже испугался: ведь отец был сделан изо льда, он просто не мог испытывать такое... И к нему! За что?
Он извивался в воздухе, задыхаясь и отдирая пальцы от горла, и к ним подошел альфа, положил руку на плечо отца, и тот мгновенно снова обратился в ледяную статую и отпустил его. Альфа произнес речь о жутком несчастном случае и трагедии. Чеззе с Юкой шныряли среди притихших взрослых, и услышали, как потом альфа говорил матери Леки и отцу: "это не их вина, котенок был просто слаб, раньше таких сбрасывали при рождении". По бесстрастному лицу кошки текли слезы, а отец равнодушно смотрел в пустоту.
Чеззе с Юкой спрятались тогда под балконом и там снова целовались. И тем же самым (да и поинтереснее делишками) они занимались следующие три года во всех укромных местечках поместья. А потом Чеззе отправили в кадетский корпус, а Юку - в шпионскую школу, называемую корректно дипломатической. Очень круто, но любовь их увяла в удалении. И тогда Чеззе вдруг вспомнил Леки, как тот смотрел на него - беззащитно и преданно, и как потух его взгляд после этого "не подведи, я обещал". От невыносимой вины он плакал всю ночь под одеялом в казарме, в первый раз с трех лет и последний за всю прожитую жизнь...
...И сейчас Щи-цу смотрел на него так же - беззащитно и преданно, мокрыми от слез глазами, и Чеззе, задохнувшись от воспоминаний, прижал его к себе, буркнув: "давай спать, мелкий". Хотя хотелось просить прощения и обещать, что никогда больше... Но он не мог. Надо было закончить начатое. Только бы не перегнуть палку...
***Щи-цу
Он долго не мог уснуть. Просто лежал тихонечко и старался дышать ровно. Было больно, стыдно и голодно, ведь вся его еда на сегодня состояла из нескольких ложек овсянки за завтраком. Когда Чеззе задышал ровно, он попытался выбраться из-под его руки.
- Ты куда?
- На кухню, кушать хочется, старший, - голос охрип от слез. А вспомнив из-за чего он плакал, Щи-цу оказался на грани новой истерики.
- Иди, - кивнул Чеззе, - только учти, лечиться я тебе запрещаю.
Щи-цу повесил ушки и опустил голову.
- Тогда я не усну, старший.
Чеззе долго молчал и смотрел на него в темноте комнаты, потом наконец сказал:
- Прими обезболивающее, чтобы поспать, но лечиться нельзя.
- Хорошо старший, - Щи-цу сжал кулачки и кивнул, слезы все-таки потекли по лицу.
- Какой же ты все-таки слабенький, - Чеззе неодобрительно покачал головой, - не задерживайся, тебе нужно побольше поспать. Сон - лучшее лекарство.
- Прости, старший, - Щи-цу поклонился и вышел.
На кухне он не стал зажигать свет. Налил себе холодного молока из пакета в холодильнике, на ощупь сделал пару бутербродов с нарезкой. Раньше они с тройняшками и думать не могли о дорогом белом хлебе и парном мясце, обходились чем попроще. А теперь холодильник битком забит.
Чеззе в прошлый выходной говорил, что надо бы этот выкинуть и купить новую, большую и современную хладокамеру, как у нормального прайда. Щи-цу тогда внезапно понял, что Чеззе им одним не ограничится, что скоро в прайде появится самочка, а может и две. В груди заболело так сильно, что он схватился за неё рукой. Чеззе решил, что ему стало дурно из-за духоты и вывел его на улицу. Тройняшки тоже перепугались. Щи-цу очень хотелось попросить его не приводить больше никаких самочек и самцов, не изменять ему. Но как он мог указывать Чеззе? Ведь он его так любил. А сейчас и подавно не сможет сказать альфе и слова поперек... А если самочка невзлюбит его братиков и будет над ними издеваться? Щи-цу выпил еще полстакана молока и скушал персик, крупный, краснобокий, такие растут рядом с территориями змей и стоят чуть ли не на вес золота, а Чеззе купил три килограмма.
Щи-цу осмотрелся, кухня теперь выглядела, как эклектическая картинка прошлого и будущего, совмещенных на одном полотне. Старая мебель, но новая техника, дорогие фрукты, лежащие на блюде со сколом, старенький, шумный холодильник, в котором на одной полке продуктов лежит на сумму большую, чем он когда -либо стоил.
Щи-цу усмехнулся, с Гра-хи он никогда не чувствовал себя проституткой. Грязным, беспомощным, беззащитным и даже виноватым в том, что с ним так обращаются - да. Но только Чеззе смог заставить его поверить в то, что он продал свое тело за блага. Себя и свободу братиков. Он ополоснул стакан и пошел в ванну.
Долго рассматривал в зеркале жуткие следы. Теперь понятно, почему ходить было больно. Щи-цу даже и представить себе не мог, как он завтра наденет на себя шорты, его опухший зад в них просто не влезет. Он отыскал на полке обезболивающие капли и, разведя их прямо в воде из-под крана, проглотил, слегка поморщившись. Потом помылся, стараясь не задевать избитые ягодицы, долго вытирался, все оттягивая момент возвращения в спальню. Впервые ему не хотелось оказаться под теплым боком у Чеззе. Впервые кот из его мечтаний перестал быть героем, овеянным ореолом красоты и благородства. Наконец сработало обезболивающее, Щи-цу почувствовал, как попка онемела и перестала ныть. Он вышел, лег на самый краешек кровати, обхватил себя руками и хвостиком и провалился в тяжелый сон без сновидений.
Утро наступило почти сразу, по крайней мере, он не чувствовал себя ни выспавшимся, ни отдохнувшим, проснулся раньше будильника, просто обезболивающее перестало действовать, и задница горела огнем и безбожно ныла. На животе уснуть не удалось, и он принялся выбираться из кровати, в этот раз Чеззе только недовольно заворчал. А они, оказывается, сплели ночью хвосты, как будто этот жест что-то значил. Щи-цу снова потащился в ванну, сгорбленный и хромающий, как старик. Теперь в зеркале отражались уже фиолетовые ягодицы с яркими малиновыми перекрестиями...
Дверь открылась неслышно. Рыжый кот встал перед Щи-цу и посмотрел на отражающуюся в зеркале баклажанную попку.
- Эх, нежный какой... - он невесомо провел рукой вдоль ягодиц, - и горячий.
- Прости, старший, - Щи-цу опустил глаза, полные слез, в пол.
- Повернись, - скомандовал Чеззе, недовольно нахмурившись, и присел на корточки, чтобы рассмотреть попку.
Кремовый хвостик сделал жалкую попытку прикрыться, но Чеззе отвел его в сторону твердой рукой.
- И регенерация у тебя никакая, - в его голосе звучало все больше раздражения, - у меня так через пару часов все заживало, только если не пряжкой с оттягом...
Представив себе, как больно может быть от пряжки, Щи-цу все-таки тихонько заплакал. За спиной раздался тяжелый вздох, теплый воздух коснулся его поясницы и шерстки на основании хвоста, заставив Щи-цу вздрогнуть и поежиться.
- Где у тебя аптечка? - спросил Чеззе, вставая, но тут же увидел неубранную ночью котомку. Он покопался в ней и достал регенерирующую мазь.
Повинуясь его жесту, Щи-цу послушно наклонился над раковиной. Руки старшего нежно втирали прохладную субстанцию в страдающие половинки.
- Я не знал, что ты так плохо восстанавливаешься, - сдавленно произнес Чеззе, - если бы знал, не стал бы бить так... Ты мне веришь?
- Да, старший, - заучено ответил Щи-цу. Попка разогрелась еще сильнее, но это был приятный жар, он забирал боль. Когда Чеззе закончил, он уже не плакал.
- Может, тебе не ходить сегодня на работу? - задумчиво спросил Чеззе следя взглядом как рубцы рассасываются на глазах, а под ними проступает нежная розовая плоть.
- Как считаешь нужным, старший, - ушки у Щи-цу с вечера уныло висели, а хвостик нервно подергивался и как будто невзначай гладил хозяина по бедру.
- Решай сам! - рявкнул Чеззе и ушел, оставив Щи-цу в растерянности. Что он опять сделал не так, и какое его за это ждет наказание...
Он принял душ, на автомате оделся и пошел на кухню. Там его ждала любимая яичница из трех яиц с помидорчиками, беконом, лучком и колбасой. Та самая, которую Чеззе назвал "главным врагом здорового неки". Чеззе ел овсянку стоя у окна.
- Спасибо, старший, - Щи-цу поклонился, - извини за опоздание.
Оказывается, правила альфы соблюдать совсем не сложно, если боишься наказания.
- Ешь, - Чеззе жестко кивнул головой, и Щи-цу не подумал с ним спорить.
После завтрака они ехали вместе в каре, и он сидел ровно, а не сворачивался калачиком, как любил, спина прямая, взгляд строго перед собой, так, как любит Чеззе.
- Не хочешь поспать? - спросил тот, изредка поглядывая на застывшего Щи-цу.
- Нет, старший, - был ответ.
В институте Чеззе прижал его к себе, как обычно, но когда его руки потянулись потискать Щи-цу за попку, кремовый котик задрожал и всхлипнул.
- Ну, я зайду за тобой на обед, - Чеззе неловко пожал плечами.
- Спасибо старший, - поклонился Щи-цу и пошел к себе в лабораторию.
Его пару раз задели по пути, кто-то окликнул, что-то сказал, но Щи-цу целенаправленно шел в свою лаборантскую, где сразу заперся и прижался спиной к двери.
Он не вынесет, он не справится, не сможет пережить еще одно такое наказание. А братья? Чеззе же обещал наказать одного из них. Представив себе маленького котенка, извивающегося под ударами ремня, Щи-цу зажмурился и заплакал. Потом он долго и бездумно сидел перед планшеткой и крутил вверх и вниз результаты своих исследований, стараясь придумать, как же жить дальше, находясь все еще в ступоре от перспективы вечернего наказания.
Зазвонил комм. Щи-цу не очень хотел отвечать, но все же заставил себя.
- Привет, зефирка, - из визора ему улыбался О-шу. Зефиркой Щи-цу звал папа, они с О-шу были друзьями, не очень близкими, правда, но все же именно О-шу сообщил Щи-цу и его прайду, что их главы больше нет в живых, и утешал рыдавших вдову и котят.
- Здравствуйте, О-шу, - Щи-цу улыбнулся, глядя на подпрыгивающего за спиной у черного кота Ши-ана, - привет Ши-ан, давно не виделись.
Эликтовый котик, тут же рванул к комму и заголосил:
- Это правда, что у тебя теперь в клане альфа? А он большой? Красивый? Сильный? А кто из вас главнее? А вы, ну... этим занимаетесь?
- Изыди, мелочь болтливая, - О-шу за шкирку оттащил Ши-ана в сторону и отвесил ему несильный шлепок по вертлявой попке.
- Но интересно же, старший, - сделал умоляющие глаза Ши-ан.
- Старший, - прошептал Щи-цу.
- Я хочу навестить вас, тройняшек давно не видел, вымахали небось? Как насчет сегодня часиков в семь? - О-шу нахмурился, глядя на Щи-цу.
- Нет! - воскликнул тот, - нет, - повторил он уже спокойнее, - тройняшки на экскурсии, их два дня не будет.
- У тебя все в порядке? - О-шу все больше хмурился и недовольно кривил губы. Уши стояли вертикально и подергивались.
- Да, только работаю много, мне кажется, я близок к чему-то важному, - увел тему в другое русло Щи-цу.
- Хорошо, - О-шу немного расслабился, - смотри, не перетрудись. Я свяжусь с Чезом, когда вернутся тройняшки.
- Да, О-шу, - Щи-цу улыбнулся и отключился.
Он перевел взгляд на планшетку, где все еще бездумно гонял результаты исследований вверх и вниз. Ряд формул повторялся, создавая какой-то причудливый рисунок.
Вот Ши-ан точно не боится своего старшего, а О-шу позволяет ему вести себя, как малышу больше нравится, и явно не наказывает его ремнем... Бездумно Щи-цу выстроил трехмерную модель, добавив в качестве параметров давление, скорость сердцебиения, общий объем крови и полученных лекарств, как делал это сотни раз до этого. Может быть, стоит посоветоваться с О-шу? Может, стоило пригласить его сегодня в гости, ведь Чеззе не стал бы наказывать его при посторонних... или стал? Он посмотрел на свою модель, кажется, он все-таки ошибся, задав вместо убивающего яда самцов змеи парализующий яд самочек.
"А ведь это мысль, - понял Щи-цу, - мы все были уверены, что в кровь Ра-ши попал только убивающий яд, потому, что после ранения он мог сидеть и стрелять, а потом и полз. Но, если он был заражен двумя видами яда, то получается, один из них под воздействием факторов окружающей среды нейтрализовал другой. Как просто!"
Следующие три часа он потратил, моделируя трехмерную формулу, в которой бы сочетались все факторы, и высчитывая, какое количества яда обоих видов попало в кровь Ра-ши.
@темы: слэш, неки, Бумажный домик с нарисованным котом, домострой
-
-
14.06.2011 в 21:12-
-
14.06.2011 в 21:41Спасибо за проду!)
-
-
14.06.2011 в 22:43Kavamura-san пожалуйста!
-
-
14.06.2011 в 23:57А мир нек и вправду напоминает детский мир во всем его многообразии. Так что спасибки автору
-
-
15.06.2011 в 00:44доверия ему учиться не у кого - ведь его предали, по сути, даже самые родные - отец и мама это правда... но они будут стараться делать шаги навстречу друг другу... ))))))
-
-
15.06.2011 в 01:30Так вот и хочется, чтоб зарились не на тельце, а на личность, ум и все такое. Присоединяюсь к желающим счастья котенку и ревности Чеззе. Чтоб появился некий сильный-красивый-умный-влиятельный-заботливый-понимающий альфа и полюбил Щи-Цу. Именно полюбил, как спутника жизни, возлюбленного, ценимого и уважаемого, а не как постельное тело.
В конце концов, альфа ж не обязан быть из того же клана - может и к себе пригласить вместе с братьями.
И вот очень бы хотелось посмотреть, а что подумает-почувствует-сделает Чеззе в этом случае? Пригрозить-то, как предыдущим ухажерам, так просто не получится.
-
-
15.06.2011 в 03:12-
-
15.06.2011 в 08:13-
-
15.06.2011 в 09:23хочется, чтоб зарились не на тельце, а на личность, ум и все такое
К сожалению, как личность любят сильных, а слабых и беззащитных любят за их слабость... беззащитность... за то что их так удобно использовать для всего...(((((((
Но! Если б, например, Щи-цу прославился со своим открытием, и какой-нибудь альфа заметил его, как личность (а не как ценное приобретение для клана и прайда), и начал бы ухаживать и сманивать к себе... То Чеззе бы ужасно расстроился - в особенности, своей неумелости и неопытности, как альфы прайда, раз его покидают... Но он бы смирился с выбором Щи-цу, ведь у каждого неки есть неотъемлемое право - уйти в другой прайд или даже клан! Или просто начать жить отдельно, вне прайда, не уходя из клана ))))))) Так что злобный красный котище пострадал бы, а потом принялся бы строить планы на жизнь в качестве главы клана, состоящего из одного кота
Шайри
женщины и подростки бывают изощрённо жестокими, и хорошо если потом наступает раскаяние и можно хоть что-то исправить, но так бывает не часто к сожалению это верно... чаще всего раскаяние наступает, когда ничего исправить невозможно.... ((((((
Но мужчины - тоже ужасно жестокие! И, кстати, именно мужчины склонны строить такие иерархии, как наши неки )))))) В женском коллективе власть по другому распределяется ))))))
artanat
А яичница - с помидорчиком?